Марина Зудина дисциплинированна и пунктуальна: она вовремя спустилась в холл гостиницы для интервью, улыбчивая, собранная, и скромно сидела на диване, листая газету. Признаюсь честно: беседовать с нею об искусстве и наблюдать ее игру на сцене — сплошное удовольствие. Это человек, который очень любит свою работу, уважает своих коллег и серьезно относится к каждой роли. Это настоящий профессионал и просто очаровательная женщина.

- Марина, трудно ли выдержать столь масштабные гастроли? Ведь МХТ приехал в Петербург почти на три недели, и 17 спектаклей идут на двух площадках одновременно — в БДТ и в ТЮЗе.

- Я уже работала на сцене БДТ во время гастролей «Табакерки», так что у меня не было чрезмерного волнения. Я была внутренне готова и знала: нас примут доброжелательно все — и артисты, и работники театра, и публика.

- Расскажите о спектаклях, которые привез МХТ.

- Во время этих гастролей я играю в двух спектаклях: в «Последней жертве» и в «Утиной охоте». Наш репертуар очень серьезен и разнообразен. Вы сможете увидеть все наши новые работы. У каждого спектакля своя эстетика, их ставили очень разные режиссеры. Зрителям может понравиться одно, они могут не принять другого, но я считаю, что интересно увидеть как можно больше. Мы привезли все, что могли. И я думаю, что питерских зрителей мы не разочаруем.

- Чем отличаются гастроли в разных городах или странах?

- Никогда не знаешь, что случится. Вот, например, мы играли «Дядю Ваню» в Ярославле и столкнулись с неожиданной проблемой. В этом спектакле много окон, которые по ходу действия то открываются, то закрываются. А наклон сцены был таким сильным, что окна просто начали жить своей жизнью: их было невозможно зафиксировать в нужном положении. А на сцене БДТ декорации нашего бедного «Дяди Вани» еле поместились, и мы протискивались на площадку буквально на глазах у зрителя. Приходится приноравливаться, неожиданности возникают постоянно, и не все можно проверить и предусмотреть. То же и с реакцией зрительного зала: в одном городе реагируют на одно, в другом — совсем на другое. А ты не всегда готов, ты ждешь, что зритель должен засмеяться в этом месте, а он берет и не смеется. У каждого города свой менталитет. В спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» фраза о том, что карьеру сегодня делают в Петербурге, имела очень горячий отклик в зале! В этом спектакле вообще много про Петербург говорят, но когда мы его ставили, то и подумать не могли, как этот текст прозвучит через несколько лет. А в спектакле «Последняя жертва» определенную реакцию вызывает фраза «здоровье Папы Римского внушает опасение»… Слова вроде были написаны много лет назад, но как меняются акценты! Видимо, наша жизнь такая бурная, что спектакли звучат по-новому. А ваши зрители, кстати, гораздо активнее, чем в Москве: они открыто реагируют, а москвичи как-то задумываются: надо же, мол, Папа все болеет, а петербуржцы занимают высокие посты в столице.

- Вам не показалось, что в последнее время зритель гораздо охотнее смеется в театре, чем сопереживает или задумывается, что народ просто хочет зрелищ?

- Да, такая тенденция есть. Я думаю, что в нашей жизни появилось столько негатива, такой переизбыток информации, что хочешь — не хочешь, а отталкиваешь все серьезное. Я и сама, когда очень устаю, с трудом воспринимаю серьезную музыку, и если иду в консерваторию, то выбираю что-нибудь мелодичное, а не Шостаковича или Шнитке. Когда хочу отдохнуть, я не могу читать Достоевского: лучше уж по десятому разу Агату Кристи, Стендаля или Тургенева. Так и зритель. Например, среди наших знакомых много бизнесменов, а бизнес в наше время — это серьезный стресс. На некоторые спектакли МХТа люди ходят по нескольку раз и говорят, что это как выпить бокал шампанского: были неприятности, и даже не хотел идти в театр, но после спектакля забыл о проблемах, поднялось настроение. Значит, мы делаем хорошее дело. У меня есть серьезные драматические роли, но я с большим пониманием отношусь к желанию людей расслабиться в театре.

- Но театр должен заставлять зрителя задуматься о сложных вещах.

- Безусловно: и думать, и расслабляться. Кроме того, театр всегда играет и просветительскую роль. На малой сцене МХТ ставят современную прозу. Так мы знакомим своего зрителя с книжными новинками, потому что многие просто не успевают читать, ограничиваются газетами. Театр словно берет литературу на себя, и это очень хорошо. Нельзя сказать, что это «развлекаловка» или конъюнктура: мы рассказываем о нашей сегодняшней жизни.

-Это доверительная беседа со зрителем?

- Конечно. Я, например, в жизни со многим не сталкивалась, но всегда готова к разговору о неизвестном. Я посмотрела спектакль «Легкий привкус измены» (его мы тоже привезли), и была со многим не согласна просто потому, что у меня-то все по-другому: моя жизнь наполнена любовью. Но измены и предательство существуют, и об этом тоже нужно рассказывать! Вот люди размениваются по мелочам, проходят мимо настоящих чувств, что-то упустили, не испытали, а выйдут из театра и, может быть, взглянут на свою жизнь по-иному, задумаются.

- Кто ходит в МХТ в Москве?

- У нас очень хорошая и очень разная публика, много молодежи, и нас это радует. В Москве вообще люди часто ходят в театр. У «Табакерки» всегда была своя публика. А когда Олег Павлович Табаков пришел во МХТ в 2000 году, так получилось, что мы три раза в неделю играли спектакли «Табакерки» на сцене МХТ. И публика «Табакерки» постепенно привыкала к МХТу: девочки ходили смотреть на наших замечательных мальчиков уже в два театра, постепенно изменился репертуар МХТа, омолодился состав актеров — и зрителей тоже.

Среди зрителей больше женщин. Я много вижу девушек — старшеклассниц, студенток, которые хотят видеть на сцене героев. Так что у нас общий зритель для двух театров, которыми руководит Табаков. Публика веселая, потому что во МХТе какая-то праздничная атмосфера. Олег Павлович никогда не приглашает на премьеру так называемого официоза, важных или нужных людей. Если нам звонят, мы с радостью принимаем, но специально не обзваниваем по списку руководство и начальство.

- Значит, Вы работаете с радостью?

- А как же иначе! Я заметила: когда ты что-то хорошо делаешь, с удовольствием, то все вокруг тоже увлекаются работой. И осветители, и гримеры, и рабочие сцены — никто уже не может себе позволить наплевательского отношения. И на съемочной площадке, и в театре всегда чувствуется, как работают артисты: если мы отдаем часть себя, всем вокруг приходится подтягиваться. И я считаю, что только так можно чего-то хорошего добиться.

Помню, когда я только пришла во МХТ, и мы репетировали «Антигону», меня поразило, что многие молодые артисты пропускали репетиции сцен, в которых они не заняты. Например, они не смотрели, как работает Отар Мегвинетухуцеси. Это же выдающийся артист! Я понимаю, как угодно можно относиться ко мне: мол, явилась из другого театра жена худрука, да еще играет главную роль. Но не смотреть, как репетирует Отар — я этого не могу понять. Я всегда присутствую на всех репетициях, чтобы почувствовать ритм спектакля. Это же моя профессия! И я была именно поражена, когда молодые ребята пропускали свой выход на кульминационной сцене, когда у нас шли прогоны. Раз забыли выйти, другой… И это перед самой премьерой!

Зато в «Последней жертве» я видела, как в кулисах стояли рабочие сцены и сопереживали актерам. Им было интересно все, что происходит на сцене. А в театре это очень важно! Нужно подхватывать состояние друг друга, уважать чужую работу. Это когда костюмер к тебе внимателен, или гример бережно к тебе относится, или монтировщик декорации ставит тебе стул или подает руку, когда ты идешь по шаткой лестнице… Если такого отношения нет в театре, тогда и чуда не произойдет. Поэтому я счастлива, что это чудо сегодня есть у нас во МХТе.